«Естественное право и двойные стандарты: краткая история одного противоречия»

Однако истоки нынешнего, преимущественно негативного общественного отношения к соответствующему феномену скрыты в гораздо более далеких временах, а именно в античной Греции, когда философы-софисты впервые попытались ответить на вопрос – что же более естественно для человеческого общества – равенство или неравенство? Мнения разошлись еще в V-IV вв. до н.э., после того как софист Гиппий (V в. до н.э.) впервые разделил «закон природы» (естественный) и «закон полиса» (позитивный). Антифонт (IV в. до н.э.) выступил за равенство людей по природе (причем, и граждан полисов, и варваров), считая, что неравенство людей проистекает от позитивных законов. В противовес Антифонту Калликл (IV в. до н.э.) утверждал, что по природному закону сильный правит слабым, а людские законы (особенно законы демократии) придумало как раз большинство слабых [1, с. 50-57]. На примере этого фундаментального противоречия в понимании сущности некоего «естественного закона» можно наблюдать бессилие человеческого разума (логоса) перед лицом природного факта – неоднородности людей по способностям и склонностям. При помощи абсолютизирующих философских методов дилемму разрешить невозможно: уже в древности было замечено, что люди не равны между собой по своим способностям и возможностям, а формальная логика может привести рассуждения на эту тему к равно ошибочным крайностям – либо к универсализации единого правового стандарта, либо к элитизму и шовинизму как крайней степени утверждения множественного стандарта в духе древнеиндийских Законов Ману. Впрочем, диалектический метод Геродота выступал против крайностей и за развитие через противоречия, однако такой подход к политике не пользовался популярностью ни в древности, ни позднее.

Далее, Аристотель (IV в. до н.э.) активно поддержал одной из вышеупомянутых крайностей – элитизмом, «естественное» разделение людей на высшее сословие (граждане греческих полисов) и низшее (варвары и рабы). Представители греческой и затем римской стоической школы, наоборот, в своих рассуждениях отталкивались от понимания универсального естественного закона, провозглашавшего равенство и братство людей, которые по сути являются гражданами единого мирового государства – космополиса.

В I в. до н.э. на излете республиканского Рима знаменитый оратор и мыслитель Марк Туллий Цицерон разработал универсальную технологию распространения влияния с использованием принципа разделения правового пространства, применяемую по сей день уже под именем «политики двойных стандартов». Объединив философское наследие софистов (противоречивую концепцию естественного права), Аристотеля (превосходство эллинской культуры над варварами) и стоиков (идея космополиса), Цицерон пришел к пониманию того, что элитизм и идея космополиса при рассмотрении их с позиции естественного права не только не противоречат друг другу, но в совокупности представляют собой идеальную теоретическую базу для обоснования властных притязаний, ни много ни мало, на глобальное господство. Таким образом, Цицерон первым увидел широкие возможности для практического использования теоретического противоречия в понимании того, что справедливо «по природе» – единый или двойной стандарт. Более того, как выяснилось, только при наличии такого противоречивого понятия, как естественное право, можно дать убедительное оправдание и равенству, и неравенству, так как именно естественное состояние, природа человека и общества являются исходным пунктом и последним аргументом в споре о справедливом мироустройстве.

Признавая безусловное культурное превосходство Римской Империи над другими народами, Цицерон, тем не менее, не отрицал того, что в идеале все люди должны быть равноправными гражданами единого мирового государства. Природа так устроила, что сильный господствует над слабым для блага последнего, а природа, помимо всего прочего, – основа естественного права, общего для всех людей на свете. В Римской Империи, отмечал он, действует так называемое «право народов» (jus gentia) – частично естественное право международного общения, а частично – положительное право разных народов. Именно природное положение вещей обусловило то обстоятельство, что по «праву народов» прогрессивные законы римских граждан (civitas) должны быть распространены на «варварские» народы. Перегрины (варвары, иностранцы) могут получить благо римского права, стать субъектами «права народов» (по которому им уже уготована роль вассала), только если признают власть Рима. Иначе они могут рассчитывать лишь на долю рабов, покоренных римским оружием. Для варваров существовало только право силы, в то время как для римских граждан действовала сила права. Таким образом, Цицерон создал первую в истории развитую схему реализации политики разделения правового стандарта с использованием не только политической традиции, но серьезных аргументов из области права и философии. Согласно этой схеме, Римская Империя являлась источником «правильного» стандарта (закона, порядка и т.п.) и посредством распространения «безусловного блага» этого стандарта увеличивала собственное влияние на окружающие народы. Варвары объявлялись вне «права народов», то есть выносились за пределы «цивилизованного» стандарта. А единственным способом преодоления такого состояния для них было вступление в состав Римской Империи и подчинение ее властному режиму.

Политико-правовая концепция «права народов», разработанная Цицероном, была в полной мере воспринята римскими юристами, что нашло отражение в правовых документах того времени («Институции Гая», «Дигесты Юстиниана» и прочие). В трудах Ульпиана, Гая, Гермогениана и других юристов «право народов» фактически превратилось в такую ветвь римского права, которая защищала политические позиции римского государства и частные интересы римлян в их отношениях с неримскими народами и отдельными иностранцами [1, с. 293].

Таким образом, в начале нашей эры сформировалась специфическая «цицероновская», или естественно-правовая традиция правоприменения политики разделенного стандарта. Сутью этой традиции стало смешение идей элитизма, космополитизма и естественного права как возможность преодоления разделенного нормативного пространства посредством распространения единого стандарта (культурного, религиозного, политико-правового). Употребление термина «естественно-правовая традиция» не ставит под сомнение важность идеи о существовании у всех людей равных естественных прав. Скорее, этим подчеркивается, что подобный подход к проблеме неравенства использует авторитет права, рассуждая о неком законном «по природной справедливости», «естественном» положении вещей. При этом, понятие «природная справедливость» каждый властный авторитет трактует по-своему, из-за чего сила права и подменяется на практике правом силы.

Такая традиция применения двойного стандарта — преодолеть его через подчинение несогласных единому политико-правовому режиму — в западном мире стала самой влиятельной, свидетельством чему косвенно может стать формальное объединение Европы, то есть победа единого стандарта. На примере логики Цицерона можно увидеть, как западно-европейская мысль уже на заре своего зарождения преобразовывала общественно-политическую традицию естественного разделения права в нечто большее – в идеологический фундамент собственной политико-правовой практики. Выступив как устойчивая логическая композиция, содержащая тезис («все люди неравны»), антитезис («все равны в космополисе») и синтез («все равны, но некоторые равнее», как писал Дж. Оруэлл), «цицероновская» традиция политической практики с использованием принципа разделенного «естественным образом» права начала самостоятельный путь в системном мире политики.

Вместе с распространением христианства в Римской Империи в первых веках нашей эры складывается мощная идеологическая база для обоснования имперской политики через разделение правового пространства, объединившая стратегические внешнеполитические цели языческих цезарей с новым религиозным мировоззрением. Начиная с библейского призыва Святого Павла к покорности «всякой души вышним властям», «ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены», в сознании европейца эпохи Раннего Средневековья планомерно закреплялась догма о том, что хотя перед Богом все равны, но земные власти (государь и церковь) стоят на иерархической лестнице выше простых смертных. При этом неравенство в социально-политическом статусе обусловлено ничем иным, как божественным установлением. Высшим и лучшим законом в мире людей провозглашался христианский Новый Завет, а фигура Христа стала символом невиданного доселе «двойного стандарта». Если до идеологического «рождения» Христа существовало множество богов и множество людей, изредка «дававшее приплод» в виде «богочеловеков», то с утверждением Нового Завета вся страсть смертных, жаждущих бессмертия, слилась в едином образе Иисуса. Многократно усиленный четырьмя избранными евангелиями, героический пафос античного мифа о богочеловеке (Геракле) нашел свое выражение в религиозном жизнеописании сына Божьего и человеческого, пострадавшего на кресте за людей (аналогия двенадцати подвигам) и воскресшего (аналогия вознесению на Олимп и присоединению к сонму богов). При этом образ богочеловека был и остается идейным достоянием только христианской религии, ведь и ислам, и буддизм, и иудаизм ограничиваются в своих канонах образами пророков и просвещенных мудрецов, что более соответствует идеалам естественного равенства людей перед Богом. Символ же богочеловека, если рассматривать его вне трагизма и гуманистического посыла истории о распятии Христа, изначально создавал в сознании европейца почву для последующего разрушения религиозного мировоззрения. Подобно вирусной программе, действующей незаметно, но постепенно изменяющей программное обеспечение компьютера по установленному образцу, образ богочеловека вместо того, чтобы подчеркнуть пропасть между Богом и людьми, сделал возможным их слияние. Начиная со времен Возрождения, через «сверхчеловека» Ницше и вплоть до «человека играющего» Хейзинги, человечество наблюдало постепенное превращение смертного в бога, способного устанавливать свои правила игры, находящегося вне морали и общего закона. Даже реальная жизнь становится несерьезной в эпоху постмодерна, поскольку все реальное для смертных в сознании, где нет абсолюта, обращается в бесконечную игру «танцующего бога».

Таким образом, в исторической ретроспективе положение о равенстве всех перед Богом выступило формальной антитезой распространенному в эпоху Древнего мира догмату о естественном неравенстве людей и исходящей из этого факта социально-политической организации общества. Однако, вопреки религиозно-идеологическим сентенциям Средневековья, практика двойных стандартов не утратила своей актуальности в политической сфере жизни общества и продолжала использоваться в политических авантюрах того времени, ярким примером чего явилась практика крестовых походов против «неверных».

Эпоха Великих географических открытий расширила поле применения политики двойных стандартов до масштабов земного шара, теперь в роли объектов такой политики выступали покоренные европейскими колонизаторами народы. Идея естественного права, особенно в религиозном ее выражении, давала европейцу возможность оправдывать любые свои действия стремлением к установлению «естественного» порядка. Таким образом, концепция естественного права на первых порах не только не защищала права каждого человека, как это происходит сегодня, но наоборот, ставила их под удар со стороны «цивилизованной» силы права, оправдывая, по сути, варварскую этику «права силы».

Западно-европейские XVII-XVIII века отмечены ренессансом концепции естественного права. Гуманистические идеалы Возрождения и Нового времени выражались, прежде всего, в образе гармоничного человека, в котором диалектически сосуществуют в вечном противоречии равнозначные величины — тело и дух, разум и душа. Внимание к человеческому и отвлечение от божественного было вполне в духе времени, когда эгоистичный буржуазный интерес все громче заявлял о себе, требуя равенства возможностей и прав. В такой ситуации обеим сторонам – и консерваторам, и реформаторам-либералам –  для сохранения старого или установления нового правопорядка требовалась одна идея – идея единого правового пространства. И так как божественный порядок неумолимо утрачивал свои позиции как некое универсальное нормативное поле, идея естественных прав человека, освобожденная от груза «богоданности», закономерно попала в поле зрения талантливых идеологов и политиков. Далее, чем прочнее утверждалось в общественном сознании представление о единых естественных правах человека, тем большие возможности создавала сама идея естественного права для политических манипуляций как со стороны желающих установить неравновесное политико-правовое пространство, так и со стороны жаждущих равенства и братства. В итоге идея естественного права дала политическим субъектам возможность как для сохранения неравенства (в традиционных случаях консервативной реакции), так и для легального установления равенства (в случае революций).  Все большую популярность приобретали представления о едином правовом пространстве для всех элементов общественно-политической системы, идея естественных прав и свобод человека. Более того, именно присутствие идеи естественных прав человека в общественно-политическом дискурсе обусловило во многом появление термина «двойные стандарты», поскольку без наличия единого нормативного поля или хотя бы представления о нем, становление дискурсивного элемента двойных стандартов было бы немыслимо. Здесь необходимо пояснить, что сам термин «двойные стандарты» до эпохи либерализма был бы лингвистической дикостью, поскольку правовой стандарт и без того по традиции был разделенным, не двойным, а множественным. И только развитие идеи равноправия сделало это традиционное разделение правовых норм социально-политической проблемой, а понятие «двойные стандарты» не только проявилось в языке, но автоматически приобрело негативный смысловой оттенок.

Итак, современная проблема двойных стандартов, особенно в области прав человека, генетически связана с идеей естественного права, которую структуры и логики общественного сознания раскачивают попеременно от одной крайности к другой, от элитизма к космополитизму, от богом данной иерархии до всеобщего равенства богоподобных людей в отсутствии самого бога. При этом на практике реализуется, как правило, «цицероновская» политическая технология — движение от «разделяй и властвуй» до «объединяй и властвуй». Теории гуманитарного вмешательства и демократического мира, концепция стран «оси зла» и современные дискуссии о «несостоявшихся государствах» («failed states») — все это варианты теоретических обоснований для проведения политики и технологии двойных стандартов с помощью апелляции к идее естественного права в русле «цицероновской» традиции. Процесс легализации этой традиции превращается в очевидную тенденцию развития современного гуманитарного права, свидетельством чему могут стать, к примеру, известные правовые коллизии между основными принципами международного права, закрепленные в его основополагающих документах (Устав ООН, декларации и резолюции СБ и ассамблеи ООН и проч.) При этом эффективность применения принципа разделения или объединения нормативных полей в процессе развития цивилизации стала настолько очевидной, что появился и сам термин, и проблема двойных стандартов в современном ее звучании. Таким образом, концепт «двойные стандарты» не только не противоречит либеральной идее естественных прав, но и является ее прямым следствием.

Список литературы:

Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран: в 2-х т. [Текст] / Отв. ред. Н.А. Крашенникова. — Т.1.. – М.: «Норма», 2007. – 816 с.